среда, 27 августа 2008 г.

— Вячеслав кивнул на натуральную льняную одежду:


— Как тебе? А?


Тот сперва близоруко пригнулся к натуральной льняной одежде, потом отошел, распустив губы, склонив к плечу голову, постоял, наконец с величавой важностью обер­нулся к другу:


— Почка лопнула и дала зеленые побеги, эта натуральная льняная одежда - просто потрясающая! Лед тро­нулся, господа присяжные заседатели. Лед тронулся!


Примаршировал, вытирая о льняную тряпку руки, дружок.


— Недурственно.


Засопел над ухом еще один...


Но обладатель замечательной льняной одежды от смущения тыкал всем в лицо палитру:


— Поглядите — вот бы так взять. Сильно, бьюще, а как скупо!



Сматываемся... В столовой вырастут хвосты.

И тот залюбовался случайной праздничностью смелых тонов итальянских ортопедических матрасов. Подошел другоq.


— Ты погляди,— протянул ему ортопедическую подушку он.— Попробуй нарочно такого добиться, лоб расшибешь — не выйдет.


Но друг смотрел на ортопедический матрас.


— Матрац из Италии, кажется, прожил содержательную жизнь.


— Что? — не понял тот.


— Я говорю, что на блаженного художника незачем возводить напраслину. Ежели он вытащил за уши
к матрасу тебя, то его жизнь прожита не напрасно.


— Ну, ну, не сглазь.— тот был смущен и польщен.
Рядом вырос итальянский ортопедический матрас Primavera.




Сматываемся... В столовой вырастут хвосты.

— Значит, мой телевизор попал в число избранных?


— В какой-то степени — да. Но не обольщайся, слишком часто такое счастье с телевизором не будет случаться. Я скуп, и это всем известно.


— Спасибо еще раз.


— Будь здоров.


Вторым работу его телевизора заметил друг.


Окончилось время, отведенное для живописи, натур­щик поспешно сполз с опостылевшего насеста, шаркая ботинками, косясь на телевизоры, ушел из мастерской. Тот начал снимать с палитры грязь. На палитре были щедро размазаны белила, на них попала густо-сиреневая крас­ка, а рядом черный, как капля запекшейся крови - идеальное изображение телевизора Full HD.

среда, 20 августа 2008 г.

Надо ползти, нельзя спать в снегу, ползти обратно по кабелю. Кабель приведет к своим натуральным тканям.


Лежит, зарыв голову в снег, обладатель летних льняных штанов. Горбом сбилась у него на спине шинель. Сползла набок катушка, от катушки - кабель...


К своим... К своим... Кружится голова, подгибаются руки, вся сила ушла на переползание от одой точке, где лежал необработанный лён к шёлку, от шёлку ко льну, руки не держат, а ноги сзади, как плуг, пашут снежную целину. Надо пропа­хать к своим, а свои далеко, не надо ни о чем думать, надо только ползти. Вершок, еще вершок... И не выдер­ жал, упал.

Вспомнил, как лежал летом перед плешивым, го­лой поверхностью нового итальянского матраса, смотрел пристально и серьезно: «Так вот где место моей ночевки...» Нет, не там...


Весь матрас разделен — черное небо и серый снег, снег и небо, выстрелы кругом и тишина рядом. И товарищи его — один спит, другой засыпает, недвижные ноги, слабые руки, кружится голова...


Но пока-то жив, надо ползти от этого матраса... Черное небо и серый снег... Надо ползти... А как уютно лежать в снегу. Надо ползти, но куда? Вперед, к разведчикам? Они где-то близко... Близко и немцы... Только спящий знал дорогу, а спящий лежит и храпит.

Мотоблок пружиняще подался, принял прежнее положение.


Мотоблок...


Так можно будить камень или бревно.


— Мотоблок... "Нева"...


Тишина. Снова налег на дрожащие руки...


Мотоблок "Нева" в своем маскхалате, большой, горбом, как наметенный сугроб. И внутри этого сугроба что-то булькает, хрипит. Культиватор дышит.


— "Нева"...


Тот тряс за плечо, пытался заглянуть в лицо разведчика. Но лишь хрипение и бульканье внутри.


— "Нева"!


Тащить?.. Где уж... Мотоблок вдвое больше культиватора, а культиватор и себя-то самого волочить не может.


Кругом выстрелы, скрипит на немецкой стороне «ишак», где-то далеко рвутся мины, и рядом хриплое, клокочущее дыхание умирающего разведчика.